Любимец женщин - Страница 55

Ладно, все на фиг. Затыкаю уши, чтоб самой себя не слышать. Начнем с декораций. Салон "Пандоры": кругом бронза и красное дерево. Огромный овальный стол с белой скатертью. Посуда из английского фарфора, шандалы. Жарко. Иллюминаторы распахнуты, блики от свечей лениво колышутся на волнах.

Дальше. Действующие лица одеты; мужчины - в смокинги, дамы - в вечерние платья. Джикс со своей седой шевелюрой и брюзгливой миной сидит во главе стола. У него под рукой ортопедическая палочка и полсотни склянок с лекарствами - так что никакая хворь нипочем. Напротив него сижу я, в воздушном черном платье, контактных линзах, бриллиантовом ожерелье и нефритовом сердечке на безымянном пальце в память о первых нетленках. Ногти, ресницы - по высшему классу, чувственные губы и знаменитые платиновые волосы, сияющие в свете шандалов.

По левую и правую руку от Джикса: Эсмеральда в белом платье, с роскошными плечами и шеей, кудряшками, падающими на глаза, почти такие же зеленые, как мои, и с надменным видом шарлатанки, сдирающей пару сотен баксов за сеанс, да еще Орлом-и-Решкой - метр восемьдесят роста и семьдесят кило розового филея, упакованного в ярко-красное платьице. Волосы светлые, глаза голубые, сиськи непомерные, как два глобуса: никогда еще не видала таких жутких сисек, текучих, своевольных, непослушных, любопытных. Для одного мужика эдакий клад, конечно, много чести. Оттого она и обзавелась двумя супругами, которые сидят по обе стороны от меня. По одну руку - режиссер Франц Стокаммер, подтянутый мужик под полтинник, с единственным волоском, аккуратно зачесанным назад, и галльскими усищами. По другую - актер Матье: двадцать пять лет, нос и зубы поддельные, улыбка Гранта, мышцы Гейбла, бархатистый взгляд Рафта, голос Боера. И, несмотря ни на что, вполне приятный малый.

Да, чуть не забыла, обслуживали нас две стюардессы - обе с голыми ляжками, в маечках и пилотках с надписью "Пандора" - черненькая Бесси и белокурая Толедо. Я уже говорила, что с Толедо мы сдружились на медицинской почве. Бесси мне тоже очень нравилась, но тут без взаимности. Даже не знаю, почему она мне была так симпатична. Разве что как раз потому, что я ей не нравилась.

Такая вот собралась компашка. Сидим, помалкиваем, что-то жуем, наливаемся шампанским. Я пью либо содовую, либо шампань. Так решил Джикс. Только тайком мне удается выхлебать стаканчик воды со льдом. Может, это вредно для желудка, печенки, сосудов, но у меня всегда было железное здоровье, так что от ледяной воды мне хоть бы хны. Целое лето мы проболтались на якоре, успели все уже переговорить. Может быть, только Орлом-и-Решкой, кромсая кусину кровавого бифштекса, ухитрилась сморозить очередную глупость, но все уже привыкли пропускать ее чушь мимо ушей. Тут я решила полюбопытствовать. Обращаюсь к актеру:

- Извините, Матье, вы не могли бы подсказать Фру-Фру, как называется фильм, в котором мы с вами играли?

Он проглотил кусок, сморщил лоб и произнес:

- Не "Голгофа матери"?.. Погодите, потом название изменили. Кажется…

- "Красотка и шофер", - уверенно бросил Стокаммер, даже не поглядев в нашу сторону.

- Ведь это, кажется, я его оплатил? - заговорил Джикс весьма высокомерным тоном. - Значит, он не мог так называться.

Тут я аж подпрыгнула на стуле. Что за черт? Кто-то под столом ухватил меня за лодыжку. В этот миг Матье воскликнул:

- Вспомнил! Он называется "Брошенная жена"!..

Отгибаю уголок скатерти, заглядываю. Что же я вижу?! Распахнутый люк, из него успел выбраться мой голубчик и пристроился под столом. Он уже залез мне под юбку и дотянулся до колена. Мужик он здоровый, так ему пришлось всему скрючиться, изогнуть шею, вывернуть голову. Лежит, стервец, улыбается. Сразу и сконфуженный, и жалкий, и куда как довольный собой. В полном обалдении одергиваю скатерть. В это время Джикс раздраженно поучает:

- Мать, жена, один черт! Если так обозвать фильм, только поистратишься на пленку!

Тут я почувствовала, что беглец еще больше обнаглел. Я уже рот раскрыла, собралась дать ему по руке, но так ничего и не сделала. А вскоре к одной присоединилась и другая. Они забрались мне под чулки и так нежно-нежно поглаживали ляжки. Просто ужас какой-то. Я была уверена, что сейчас моего болвана сцапают. Джикс бы его просто вышвырнул за борт, а со мной двадцать лет бы не разговаривал. Тут опять заговорил Матье:

- Кажется, припоминаю. Не "Ради сынишки"? По-моему, что-то в этом роде.

Держаться с достоинством, держаться с достоинством. Я уже слова не могла вымолвить, но одаряла общество великосветской улыбкой. Словно я, мерзавка, угодив на эту моторную посудину ценой в пару миллионов, еще и выпендриваюсь. Беглец уже успел задрать мне до пояса платье с комбинацией и теперь атаковал трусики, очень ему не терпелось их стащить. Вдруг я услышала свой умоляющий голос:

- Нет, о нет!..

- Фру-Фру права, - подтвердил Джикс. - Никаких детишек - ни в названии, ни на афише. Пойдут разве что на эту мордастую Ширли Темпл. Вот если им подсунуть какого-нибудь там пуделя или чечеточника, тогда повалят.

Я старалась сидеть неподвижно, но еще как приходилось пошевеливаться. То ли я пыталась спасти свои трусики с кружавчиками, то ли, наоборот, помочь их стянуть, то ли разом и то и другое. Значит, приходилось переваливаться с ягодицы на ягодицу. Представляете, как я от этого ошизела.

Потом, через несколько лет, я выпытала у одного из собратьев Эсмеральды, чего же именно мне хотелось в тот вечер. Он мне тогда устало, но терпеливо принялся втолковывать, что подобную милую сценку ему пересказывают по сотне раз на дню, что, мол, это самый распространенный женский фантазм, лидер на хит-параде заскоков. Одна представит пиццерию на Палм-Спринг, другая - день рождения у соседки, а иная даже и Белый дом, так как ее супруг, ныне страховой агент или холуй "Юниверсал", прежде спал и видел себя сенатором. А виновато, мол, наше христианское ханжество. Верь ему, так я всю жизнь мечтала потрахаться таким манером: на виду у всех, но чтоб никто не догадался. Да еще чтоб мужик на коленях стоял, унижал свое мужское достоинство. К тому ж меня еще грело, что тот бедолага - беглый каторжник. Я ждала от него, что он поступит со мной как со шлюхой, потому его и спрятала. Вот если бы Эсмеральда, Толедо или невесть какая бабенка осмелилась бы мне наговорить такого, я бы потребовала, чтоб ее казнили на месте. А этот зануда целую неделю пылил мне мозги, совсем достал. Но мало того, наконец допетрив, что попусту тратит свое время и мое терпение, он попытался завалить меня на диван. Тут я хорошенько врезала ему по его мужскому достоинству своей лакированной лодочкой с острым каблуком, благословила от души, по католическому, апостолическому и римскому обряду.