Любимец женщин - Страница 12

Как-то ноябрьским вечером, когда дождь хлестал по стеклам, он обхватил меня за талию и попытался поцеловать. На этот раз я стала сопротивляться, но чем яростней я отбивалась, тем сильнее он распалялся - на мне уже затрещала одежда, и под конец я расцарапала ему лицо.

Мне удалось обежать вокруг своего стола и отгородиться им. На столе стояла единственная горевшая во всем зале лампа. Господин Северен, весь багровый, шумно дышал, и я, приводя себя в порядок, с испугом взирала на четыре кровоточащие полосы, которые оставила на его лице моя рука.

Отдышавшись, он злобно прошипел:

- Ах ты, вертихвостка! Ты знаешь, что мне ничего не стоит вышвырнуть тебя на улицу?

Он взял со стола проект объявления, который я только что закончила. Даже не взглянув на него, он разорвал его на четыре части и бросил на пол, сказав мне с гнусной, как оскал гиены, ухмылкой:

- Не пойдет!

Назавтра и в последующие дни повторялась та же история. При всех он сухо отдавал мне распоряжение остаться, чтобы закончить работу. А когда остальные уходили, являлся мучить меня. Невзирая на мои мольбы, он тискал меня, лез под юбку, нашептывал на ухо мерзости, и мне лишь огромным напряжением сил удавалось вырваться. После этого он рвал в клочки мои рисунки и приговаривал:

- Не пойдет.

Я пригрозила ему, что пожалуюсь самому патрону, который, к несчастью, никогда не бывал в агентстве. В ответ он лишь злорадно усмехался: кому, дескать, поверят, ему или мне? Меня примут за истеричку, только и всего. Не знаю, поймут ли меня сегодня - то была эпоха экономического развала, забастовок, безработицы. Мои родители, у которых я была поздним ребенком, были старые и почти без средств к существованию. Я боялась, что другой работы найти не смогу. И настал вечер, когда я дала заголить себя и завалить на свой же рабочий стол. Пока он брал меня, стоя, как зверь, между моими свисающими ногами, боль была ничто - я плакала от стыда.

Невинность?

На протяжении месяцев каждый вечер, то в агентстве, то у него дома - лиха беда начало, разве нет? - я укладывалась на спину, на живот, становилась на четвереньки, подчинялась всем его прихотям.

Мне не исполнилось и двадцати лет, а невинности во мне сохранилось не больше, чем в подстилке.

ЭММА (9)

- Мерзавец! Каков мерзавец! - возмущенно восклицал Венсан, в возбуждении меряя шагами фургон.

Наконец он сел, пытаясь взять себя в руки. Я подошла к нему, утирая слезы. Одного он не мог взять в толк:

- И ты за него пошла замуж?

Я печально ответила:

- Он этого потребовал. Перейти в его полное распоряжение. И потом, ты ведь знаешь, что такое маленький городок.

- Мерзавец! Каков мерзавец! - снова заладил Венсан. Не выдержав, я обвила его руками за шею:

- Ну так отомсти за меня! Накажем его!

Уж и не знаю как, но в порыве чувств я очутилась верхом на его коленях. Я целовала его, прижималась к нему и даже не заметила, как мои руки забрались к нему под тенниску. Как сладостно было касаться его кожи, как это было чудесно - испытать наконец желание любить! Да простит меня небо - утратив всякое целомудрие, я стонала ему в ухо:

- Пожалуйста, ну пожалуйста, сделай со мной то, что ты сделал с Лизон!..

Еще не вполне придя в себя после моих откровений, он какое-то время уклонялся, борясь с собственным желанием, но очень скоро я отыскала губами его губы, он сжал меня в объятиях, и я почувствовала, что его словно увлекает прорвавшим плотину потоком. Когда мы слились в поцелуе, все вокруг поплыло, и мы рухнули поперек койки. Одна его рука расстегивала у меня на спине подвенечное платье, другая с восхитительной властностью поползла по моим бедрам вверх. Я поняла, что моя песенка спета, и закрыла глаза.

Увы, почти тут же Венсан привстал и замер, вглядываясь в темноту за дверью фургона. Бесцветным голосом он спросил:

- Ты слышала?

Я не поняла, что именно. С горящими щеками, в задранном до пояса платье я стала вслушиваться вместе с ним, но не уловила ничего, кроме рокота прибоя. А он с испугом воскликнул:

- Собаки!

Он спрыгнул на пол и закричал, срывая со лба лейкопластырь:

- Они нашли меня! Окружают!..

И огляделся вокруг, как бы прикидывая, через какой выход удирать, потом его взгляд снова остановился на мне. На миг глаза его затуманились грустью и сожалением, и он пробормотал:

- Так наверняка будет лучше. Прощай, Эмма.

Когда он поворачивался к открытой двери, я вскричала: "Нет!" - и попыталась удержать его за ноги, но безуспешно. Я свалилась на пол, он выскочил наружу. Словно высветленная вспышкой судьбы, на глаза мне попалась лежавшая на матрасе двустволка лесника. Схватив ее, я поднялась и бросилась за ним вдогонку.

Перебираясь через дюну, он поскользнулся, и дистанция между нами сократилась. Спускаясь к нему, я кричала: "Нет! Венсан, умоляю тебя!.. Остановись!" - и растрепавшиеся волосы лезли мне в глаза. Он не остановился, даже не оглянулся. Я нажала на один из спусковых крючков. Не помню, чтобы я хотела этого. Я потеряла равновесие, - то ли запуталась в полурасстегнутом платье, то ли оступилась на своих шпильках, - и заряд ушел куда-то в сторону багрового солнца. Я впервые держала в руках ружье. Звук выстрела поднял в воздух с побережья тучу чаек и поразил меня не меньше, чем Венсана.

Теперь он стоял и молча смотрел на меня расширившимися глазами. Подходя все ближе и ближе, я молила его:

- Ты не можешь вот так бросить меня! После того, что я тебе рассказала! Это невозможно, понимаешь?

Над дюнами уже явственно разносился лай собак: он шел из соснового бора в глубине полуострова.

Не сводя с меня глаз, Венсан начал шаг за шагом пятиться по направлению к желтым скалам. С дрожью в голосе он крикнул мне: